Мы живем в одном из красивейших городов мира. Правда, большинство из нас нечасто вспоминает об этом: заедают повседневные дела, некогда поднять голову от экрана и посмотреть вокруг. К тому же визуальное понимание Москвы, осознание ее красоты требует насмотренности. Парадокс: Венеция или Санкт-Петербург, крайне неохотно принимающие в себя новых жителей, эстетически понятны почти каждому. А чтобы увидеть, где красота в слоеном пироге эпох и стилей, который предъявляет крайне демократичная к гостям Москва, — нужно постараться.
К счастью, художники — люди, обладающие талантом к эстетизации визуального и специально этому обученные — отчасти решают эту задачу для всех остальных горожан, выделяя и заостряя главное в московских панорамах. К тому же — и это недокументированный, но существенный бонус — на холстах, акварелях и в графике художников сохраняются порой такие части городского пейзажа, которых уже не найти ни в реальности, ни даже на архивных фотографиях. Хотя бы потому, что у художника и фотографа даже на жанровых сценах глаз видит несколько по-разному.
Так на картине Александра Лабаса «Пейзаж в районе Мясницкой улицы», написанной в 1935 году, мы можем увидеть последние недели существования живописного старинного квартала у Мясницких ворот. Художнику, а вслед за ним и зрителям, повезло: он оказался на нужной высокой точке в нужное время и сохранил для нас уходящую реальность.
Вначале — об этой высокой точке. Без сомнения, художник писал из окна квартиры на последнем этаже вхутемасовского дома, в котором тогда жил. Этот дом был одним из самых высоких в окрестностях — восьмиэтажный «тучерез» с мансардой, построенный в 1913 – 1914 годах по проекту Николая Курдюкова для Московского художественного общества. Впрочем, тогда, накануне Первой Мировой, подобная застройка уже переставала быть в диковинку.
Так, с левой стороны картины виден край гигантского рыже-красного дома, напоминающего то ли Тауэр, то ли венецианские крепости. Это знакомый многим москвичам и тоже вполне «небоскребный» дом страхового общества «Россия» на Сретенском бульваре, построенный в 1899-1902 годах по проекту Николая Проскурнина. А правее — в устье Фроловского переулка — виден и сам Сретенский бульвар. По нему идут традиционного для Москвы красно-белого окраса трамваи — конечно, деревянные, до появления первых цельнометаллических типа М36 в Москве оставалось еще несколько лет.
К слову сказать, неплохо бы и сейчас было восстановить трамвайную линию по Сретенскому бульвару от метро «Чистые пруды», нынешней конечной, до Трубной площади. Дело в том, что убрали эту линию в начале 1970-х, рассчитывая заменить ее троллейбусами. А оказалось, что «резинокопытный» транспорт в крутую горку на Рождественском бульваре залезть не может. А вот рельсовый — начиная с конки, к вагонам которой на крутом подъеме пристегивали дополнительных лошадей — мог.
Правее — наши взгляды приковывает трехэтажный жилой дом на первом плане, в окнах которого и на балконах необычно для нынешнего времени много людей. Под окнами ходит дворник в белом фартуке — дворники-татары в такой униформе доживут в Москве до начала 1960-х годов. А вот про других «персонажей» картины мы ничего не знаем, кроме того, что одевались тогда москвичи ярко: Лабас не фотограф и не гиперреалист.
Трехэтажный доходный домик-«утюг» прикрывает собой самое интересное на картине: внутренность квартала, которому осталось жить совсем немного. Сразу бросается в глаза силуэт, в котором легко узнается церковь с барабаном и дополнительной главкой слева, но без колокольни и с красным флагом на куполе. Церковь эта определяется без какого-либо сомнения: перед нами храм святых великомучеников Флора и Лавра, в честь которых и переулок был назван Фроловским (тот, что его пересекает и идет параллельно горизонтали картины — Бобров, в честь одного из древних домовладельцев).
Храм этот, построенный в 1657 году на месте одноименной деревянной церкви, был центром старой Мясницкой слободы. В быту старой Москвы он занимал совершенно особое место: именно сюда на престольный праздник, 5 августа по старому стилю, съезжались освящать лошадей. Это, разумеется, должно было помогать от болезней и внезапного падежа кормилиц, так что все московские извозчики полагали своим долгом сюда приехать именно в этот день.
Церковь визуально очень хорошо сочеталась с классическим многоколонным, с полукруглым крылом, домом Юшкова, где размещался ВХУТЕМАС (а ныне — галерея Ильи Глазунова). Она имела трапезную с отдельной главкой и шатровую колокольню, какие в XVII веке любили делать в Ярославле. О художественной ценности храма говорили все эксперты и художники, любившие эту церковь. Но, как это водилось в те времена, слушать их не стали.
С началом строительства первой очереди метрополитена церковь была закрыта, а ее участок стал 17-м участком Метростроя (двухэтажный дом причта тоже стал общежитием метростроевцев).
«Церковка эта вдруг как бы на моих глазах исчезла, превратилась в барак бетонного завода Метростроя, вечно покрытый слоем зеленоватой цементной пыли», — пишет в поздних воспоминаниях («Алмазный мой венец») Валентин Катаев.
Да, он тоже жил во вхутемасовском небоскребе.
Незадолго до открытия метро, весной 1935 года, церковь была взорвана, площадка «зачищена» до ровного места, а в наше время здесь появилось театральное здание. Почти полвека спустя была утрачена и старая Тургеневская читальня, стоявшая на площади Мясницких ворот.
Но пока что — на картине Лабаса — перед нами, похоже, первые весенние деньки: обрадовавшись теплу и солнцу (о, как мы ждем его сейчас!), москвичи выглядывают из окон домов и с балконов. Идет большое проветривание, после которого наступит новое лето и новая жизнь — прекрасная, как розовое небо и ажурные радиовышки на окрестных зданиях.
В личной жизни автора, у которого как раз в это время безоблачное счастье с приведшей его в этот дом Раисой Идельсон, тоже все хорошо. Может быть, в этом — в личной гармонии — и есть секрет «доброго взгляда» на город?
Автор: Антон Размахнин
Обложка: © Александр Лабас / Государственная Третьяковская галерея