Евгений Водолазкин — один из популярнейших российских прозаиков, который прославился десять лет назад романом «Лавр». Его «Авиатор», «Брисбен», «Оправдание Острова» также не обошли вниманием ни критики, ни читатели. Последний роман автора «Чагин» вышел в конце прошлого года в издательстве АСТ. Он рассказывает о судьбе человека с феноменальной памятью, которая для него и дар, и проклятие, ведь плохое всегда запоминается лучше хорошего.
Забываемое
Архивист Исидор Чагин большой чудак. Он всегда ходит в темно-сером костюме и такой же рубашке. Его уличная одежда также не поражает яркостью красок:
«Осенью и весной Чагин носил болоньевый плащ цвета мокрого асфальта, а зимой — темно-серое пальто с цигейковым воротником».
Он редко с кем-то общается, в его речи преобладают старомодно-канцелярский стиль и церковнославянские выражения типа «притча во языцех, паче чаяния». Неудивительно, ведь живую речь Исидор слышит редко. Он, работник архива, сам как сокровищница мировой литературы: целыми днями читает книжки, которые очень хорошо запоминает. Однако иногда приключения случаются и с Чагиным, в том числе литературные: по книгам он знакомится с немецким археологом Генрихом Шлиманом, находит в нем единомышленника и пишет собственную «Одиссею».
«Чагин» вошел в шорт-лист «Большой книги» наряду с приятным романом Юрия Буйды и романом похуже Алексея Сальникова. К таким текстам предъявляешь повышенные требования — ведь, по мнению жюри престижнейшей премии, это лучшие тексты года, выразители духа времени, примеры для подражания. Однако все чаще премия поощряет любые новинки авторов из тусовки, чтобы никого не обидеть. И «Чагин» как раз такой случай.
По иронии, роман о человеке, который запоминает все прочитанное, забываешь через пару часов после завершения. На протяжении всей книги нет ничего, на чем задержалось бы внимание; роман вызывает то вялый интерес, то вялое раздражение, но по большей части скуку. Причиной тому прежде всего сам архивист Чагин. Его не стоит воспринимать как человека, который мог бы существовать в реальности. На это намекают и отстраненный, ироничный тон рассказа, и фантасмагоричность происходящих событий. Чагин скорее типаж, образ, аллегория, он что-то наподобие «человека в футляре». Однако учителю греческого языка Беликову из рассказа Чехова сочувствуешь больше. Он, по крайней мере, переживает, страдает. Чагин же самодовольный чудак, с которым на протяжении трехсот страниц не происходит ничего яркого и запоминающегося, никакой личной драмы. Да, он по-своему уникален, у него фотографическая память на тексты. Однако это недостаточно необычно, чтобы заинтересовать читателей, которые сто раз слышали истории о подобных людях, будь то Ким Пик или Юлий Цезарь.
Болтливый роман
Рассказчик в «Чагине» очень разговорчив. Если заходит речь о школьной влюбленности главного героя, события обязательно будут сопровождаться вопросами:
«Интересно, что думала об Исидоре Лена — не могла же она не заметить его чувства. Каким он остался в ее памяти? Да и жива ли она вообще?»
Однако неясно, к чему эти вопросы, делающие повествование детским и наивным. Недоумеваешь: неужели тебе должна быть во всех подробностях интересна судьба девочки, с которой главный герой и словом не обмолвился?
Роман «Чагин», как и предыдущие работы Водолазкина «Брисбен» и «Оправдание Острова», можно назвать «болтливым». Неряшливый, рассеянный рассказчик постоянно заговаривается, перескакивая с одной темы на другую. Ему самому как будто не столь важна история, сколько желание поговорить об отвлеченных предметах. Иногда даже возникает чувство, что Чагин не роман, а какой-то блог или семинар. Например, когда тебе долго и подробно пересказывают главу о детстве Генриха Шлимана из книжки в серии «Жизнь замечательных людей», особо не сопровождая пересказ комментариями. Честно говоря, непонятно, почему неподготовленный читатель должен внезапно настолько заинтересоваться детством немецкого археолога, довольно случайной темой.
Дух времени в романе не только не пойман, а совершенно проигнорирован. Сам сюжет о чудаке, застрявшем в мире книг, был уместен в прошлом или позапрошлом веке, но не актуален для читателей века Тик-Тока и Билли Айлиш. Кроме того, стиль старомоден: в романе не только архивист, но и все остальные общаются длинными фразами, обмениваются пространными письмами в традициях классического эпистолярного романа. Консервативность прозы Водолазкина наводит тоску. Как будто не было ни Борхеса, ни Воннегута, ни Пинчона, ни даже Набокова, и мы все еще в начале прошлого столетия.
Читая рецензии на «Чагина», видишь, что люди в целом довольны романом. Они считают, что сюжет в самом деле не гениален, но Водолазкин, о чем бы ни писал, делает это приятно и увлекательно. За автором действительно закрепилась репутация человека, который не всегда пишет интересно, но всегда качественно, хорошим языком. Вот и в «Чагине» есть любование своим стилем и богатым словарным запасом, когда вместо «желтого» будет сказано «канареечный». А на втором плане лениво разворачивается сюжет, неживая, не выстраданная история, просто дополнение к «языку». История, которая ни к чему не относится и ни для кого не актуальна, — очередное упражнение в стиле.
Роман «Чагин» написан приятным языком и не лишен достоинств. Но он попросту скучный. Непонятно, чем он может быть интересен современному читателю.
Автор: Лев Кузьминский