В каждом уважающем себя доме, как известно, есть домовой (не отпирайтесь, у вас тоже есть — давно не заглядывали в тайные глубины под кухонной раковиной? Ладно, об этом в другой раз). В конторе — охранник, который только кажется, что мелкая сошка, а на самом-то деле, особенно ночью, он полновластный повелитель учреждения. В автобусах бывают — сейчас, положим, в Москве нет, но был и наверняка еще будет! — кондуктор. А в магазине, разумеется, продавщица.
Именно так, со старинным феминитивом. Ведь что такое продавец мужского пола? Приказчик (исключение — мясники, но тут особое дело, крещение кровью). Без магии, без вдохновенья. Совсем другое дело — продавщица: она не просто работает в магазине, она в него душу вкладывает, и магазин выглядит и чувствуется именно так, как того будет ей угодно.
…За прилавком — истертый дубовый бортик которого мне по шею, возвышается Татьяна — монументальная фигура в белом халате и странном головном уборе. Шапочка — не шапочка, что-то такое с рудиментарными кружавчиками по кругу… «наколка», вот как это называлось. Это продавщица, представитель потустороннего мира и одновременно волшебный помощник. Как Иван-царевич в общении с Бабой-ягой, я должен сказать определенные слова в определенной последовательности, чтобы получить то, за чем я пришел.
— Половинку черного, пожалуйста, и батон за двадцать пять!
Касса в нашей продуктовой «стекляшке» — быстровозводимом магазине из металлических гофролистов, боже, как же, наверное, там было холодно зимой работать, и куда все эти «стекляшки» потом делись? — совсем недалеко, в середине зала. Взрослому буквально только развернуться от хлебного отдела, а мне, шестилетнему — пробежать несколько шагов. За кассой еще одно потустороннее существо, ей нужно говорить еще быстрее и точнее. Пробил чек — и обратно в отдел, где «Баба-яга», а на самом деле нормальная такая тетка лет сорока (ничего себе, ровесница нас, теперешних!), милостиво выдает батон и половинку черного, накалывая чек, отпечатанный на серой бумаге, на острый металлический кол.
Что бывает с теми, кто говорит продавщице не так и не то — иногда приходится видеть и, главное, слышать. О, гнев потустороннего существа, повелительницы батонов, буханок и мелкоштучных изделий, владелицы огромного черного ножа — дело серьезное. Легендарное «вас много, я одна» — наверное, такая же сказочная формула, как «Выскочу, выпрыгну, пойдут клочки по закоулочкам», или там, «фу-фу, русским духом пахнет». Запоминались, однако, не слова, а децибелы и общее ощущение дрожащей от волны гнева «стекляшки». Оказавшись свидетелем такого — например, когда кто-то осмеливался не брать половинку черного, так как та была слишком черствой — впору было бежать домой, зажав в левой руке матерчатую сумку с хлебом, а в кулаке правой — греющуюся и пахнущую кислым металлом сдачу. Бежать без оглядки, чтобы не видеть, как оплошавший покупатель испепеляется или там превращается в соляной столп.
В других отделах иногда продавщицы менялись, тогда Татьяна работала в «мясе», а в «хлебе» — Валентина. Священные предметы везде были свои: почти никогда не применявшийся (где, собственно, мясо-то?) топор в мясном, струна для нарезания масла и гигантская сметанная фляга в молочном. И везде — при той системе, когда с деньгами работала отдельная кассирша — непременный металлический кол для чеков.
Куда уходит детство — вопрос вечный, а куда ушли те монументальные хтонические (хотя и добрые порой, а к детям снисходительные) продавщицы, нетрудно сказать. Лично — сначала на оптовые базы (там в девяностые доводилось встречать этих, чуть постаревших и сильно погрустневших Тамар и Зинаид), а теперь уж и на пенсию. А как тип — советские продавщицы исчезли вместе с прилавочной системой торговли.
Ведь у нас в Москве некоторое время (точнее — с начала 2000-х до середины 2010-х) почти не было магазинов с прилавками. Либо супермаркеты, где продавщицы исчезли, остались одни кассирши и бессловесные, хотя и измученные, работницы торгового зала. Либо ларьки, где лица продавщицы не видишь, да и опять-таки она человек подневольный и за проявление харизмы в момент вылетит с работы. Либо, наконец, ночные магазины выпивки и закуски — но там куда чаще встречались хозяева, четкие мужчины южных кровей, которые, опять-таки, достойны совершенно особого рассказа и куда ближе к уже упомянутым мясникам.
«Фенотип» настоящей московской продавщицы подспудно сохранялся на периферии внимания — в овощных лотках, где порой женщины-предпринимательницы поднимались до истинных высот характера. Или в кассах метро. Или в старинных магазинах-заповедниках вроде «домов обоев» или «тканей». Сохранялся, чтобы воскреснуть в полной мере при возрождении массовых магазинов с прилавками. А это произошло ближе к 2020 году.
Зайдите в любой торговый центрик типа «гастроном», поделенный на отделы-клетушки: овощной, мясной, рыбный, молочный, «белорусские продукты». И хоть не в каждом таком отделе, но во многих из них — за прилавком царит она, та самая продавщица.
Она выглядит чаще всего более модно, чем ее предшественница из времен перестройки. Хотя и монументальные дамы советского образца встречаются. Но ведь цели и задачи у продавщицы полностью сменились: теперь она не отбивается от назойливых покупателей, а привлекает их. Ведь сколько продала — столько и получила.
И потому — сама собой, без принуждения хозяев или директора, появляется и улыбка, и присказки, и даже невинное кокетство. «Николай Иваныч, вам как всегда? А что, колбаску в этот раз не берете? Ай-ай-ай, как жаль, что жене не понравилось, ну попробуйте паштет, он замечательный, отвечаю!».
И, конечно, этот новый, веселый облик вечной московской продавщицы куда милее прежнего. Но и волшебная сила никуда не делась. Ведь и нынешняя, скажем, Наталья так же, как прежняя Валентина — может сделать нам вкусно, если улыбнуться и подобрать верные слова. А значит — остается немного сказочной фигурой.
Автор: Антон Размахнин
Обложка: © Н. Максимов / История Москвы в фотографиях