В сегодняшнем выпуске кино-литературной рубрики — экранизации одного из основателей деревенской прозы Василия Белова, снятые заслуженными актерами и народными артистами Сергеем Никоненко и Николаем Бурляевым. Рассказываем, что исчезло, а что, наоборот, режиссеры добавили от себя.
«Целуются зори», 1978, Сергей Никоненко
Бригадир-механизатор Николай Иванович Воробьев должен ехать из родной деревни в город на слет передовиков за премией. В путь-дорогу с ним собираются дед Егорович (тоже Воробьев!) с кадушкой рыжиков, чтобы познакомиться наконец с зятем Станиславом, и тракторист Лешка, мечтающий купить баян. К трио ненадолго присоединяется и крестная Лешки Настасья, но в городе они сразу с ней расстаются, потому что, как говорит Егорович, с бабой путешествовать хлопотно. Правда, он сам еще на пароходе лишается картуза, в котором хранил адрес зятя. Город, как водится, таит массу соблазнов и опасностей. Друзья теряют и находят друг друга и попадают в забавные ситуации — от непременных посиделок с коньяком в ресторане, которые заканчиваются для Лешки ночью в вытрезвителе, до курьезного визита к дантисту, бесплодных поисков ночлега и путаницы с награждением транзистором.
Светлая и веселая киноповесть, полная любви к простодушным героям и русской природе, была написана Василем Беловым в 1975 году. Сергей Никоненко потом будет еще не раз обращаться к деревенской прозе, а именно к рассказам и повестям Василия Шукшина («Елки-палки!», «А поутру они проснулись»). В снятой в Вологде экранизации Белова, своей третьей режиссерской работе, он уже демонстрирует талант постановщика и умело подчеркивает комическое в бытовом.
Во многом это и заслуга актерского ансамбля. Деловитый Николай Иваныч (Иван Рыжов), комичный дед, ставший в фильме Егорычем (Борис Сабуров), и неунывающий Лешка (дебютант Андрей Смоляков в озвучке Владимира Носика) составили яркое трио в духе героев Шукшина. Доверчивая Наталья (вечная бабушка советского кино Мария Скворцова) и рубаха-парень из ресторана Стас (привычно хамоватый Михаил Кокшенов) стали отличными попутчиками в их трипе по не такому уж дружелюбному городу. Режиссер очень бережно подошел к тексту повести, убрав только сцену пробуждения Лешки в вытрезвителе и косноязычную речь Егорыча на церемонии награждения, где его приняли за Николая Ивановича, зато полностью избавился от прямой речи автора. Белов вставил в повесть самого себя, приехавшего в деревню писателя, который не только общается с героями и помогает им топить баню, но и периодически жалуется читателю на наболевшее: мизерные заработки и отказы редакторов в публикации. Этот вполне модернистский прием заменен ненадолго появляющимся в кадре журналистом (сам Никоненко), который записывает историю со слов ненадежного рассказчика Егорыча.
«— Мест нет, товарищи! — предупредила их женщина за деревянной перегородкой, как только они вошли.
— Это… как же?
— Вот так, нет и не будет!
— Дак ведь это… хозяюшка, на произволе судьбы, можно сказать… — Егорович даже снял фуражку.
— Нет, товарищи, русским языком сказано.
— Да ведь… Может, в коридор куда? Мы бы до утра только, зять Станислав…
— Нет, граждане, нет! Вон в шестом общем было пять коек, на соревнование из Костромы приехала группа. В десятом шестые сутки ансамбль лилипутов. В четвертом… Анна Ивановна, артисты с Кавказу не выписались?
— Тута! — послышалось откуда-то из-под лестницы. — Это которые с большой балалайкой? Тута!»
«Все впереди», 1990, Николай Бурляев
Название романа Василия Белова, написанного в 1987 году, в разгар перестройки, может ввести в заблуждение: автор с подозрением относится к этой фразе и призывает читателей себя ею не обманывать. Времени на земле каждому отмерено немного, так что надо торопиться и делать свое дело по мере сил. Но интереснее тут не магистральная идея, а неприкрытая ненависть почвенника к отвратительным «дарам цивилизации», прогрессу, мегаполисам, тлетворному западному миру, курящим и неверным женщинам.
Работающий в закрытом НИИ ученый Дмитрий Медведев начинает подозревать в измене свою жену, русскую красавицу Любу, недавно вернувшуюся из туристической поездки по Франции. Подозревает ее в этом и мятущийся выпивающий нарколог Александр Иванов (с ударением на второй слог). Он не только путешествовал с ней в одной группе и видел, как по поводу Любы заключили пари, но и гулял на ее свадьбе с Медведевым, хоть Люба и не запомнила Иванова. Его мыслям и терзаниям посвящена большая часть книги, населенной персонажами, связанными самым затейливым образом. Например, бывшая жена Иванова — сестра его лучшего друга подводника Зуева, а жена Зуева, пошлая и развратная Наталья, — подруга Любы.
В своей второй режиссерской работе Бурляев (после «Лермонтова», где он сыграл не только главного героя, но и Николая Васильевича Гоголя) не фиксируется на сложной паутине связей, достойной мыльной оперы, но сохраняет настроение романа. Более того, он умножает его на православие, которое в книге упоминается как будто между делом (Медведева видели в храме!). Именно к духовности вкупе с сомнениями в торжестве научного прогресса приходит Медведев после аварии, унесшей жизнь его ассистента Грузя, поэтому он отпускает бороду и живет в подмосковной избе. Впрочем, ученый и раньше проявлял свою нетерпимость к «педикам», блатным, нефтяникам, «массовым психозам и массовым гипнозам» (хочется надеяться, что его устами выражает свои чувства сам автор).
В книге он отбывает за свое халатное отношение к служебным обязанностям тюремный срок и выходит на свободу через шесть лет, когда Люба уже стала женой его скользкого коллеги Миши Бриша и воспитывает с ним дочь и сына Медведева. И срок, и второго ребенка, которого Медведев никогда не видел, Бурляев просто вырезал. Зато добавил красиво разбивающиеся в рапиде вазы в духе Андрея Тарковского, печальные лики икон и прекрасную сцену бесовской дискотеки, где Иванов (Борис Гостюхин), напившись водки под Тома Уэйтса, пляшет с ряжеными сатанистами под тяжелый рок, пока на него поглядывает Бриш (Аристарх Ливанов в кудрявом парике) и курирующий всё это безобразие подозрительный французский сопред Аркадий (Александр Пороховщиков).
Лишившись многих сюжетных линий, фильм стал намного путанее и невнятнее книги. Хоть как-то примирить зрителей и героев может лишь надежда на счастливый конец. Для этого Бурляев меняет местами две идущие подряд сцены романа — и вот уже Медведев (Борис Невзоров) прощается с дочкой и смотрит с надеждой на бывшую жену среди берез, а не лишается родительских прав и не грозится набить физиономию своему неравнодушному другу Иванову посреди моста. Одно можно сказать точно: это сумбурное кино, где почвенничество и ненависть к бездуховному Западу слились в едином экстазе, смотрится сегодня на удивление актуально.
«Даже время вновь улетучилось. Оно появлялось рывками, то в образе троллейбуса на втором московском маршруте, то в образе серого здания на Сивцевом Вражке. Андрей, а затем и Саша-биолог то и дело уходили на задний план, исчезали, но появлялись какие-то новые, даже некурящие юноши, девушки с накрашенными ногтями, в вельветовых брюках. Шумная компания в какой-то арбатской квартире швырнула нарколога далеко вспять, во времена его студенческих лет. Он пил, курил, болтал с какой-то отрешенно-грустной девчонкой, а с другой пытался даже плясать под оглушающий рев тяжелого рока. Две большие магнитофонные катушки перетягивали друг с друга бесконечно нудную ленту, по голове били низкие барабанные удары, высокие взвизги просто вонзались в мозг.
И вдруг что-то отрезвило Иванова на одну лишь секунду, что-то осветило все это грохотание и всю толчею. «Какая мерзость, — сказал он вслух. — Мерзость». Однако ж он вновь окунулся в этот грохот, спорил с кем-то о дискотеках, сравнивал их с кабаками и называл рок и всю эстрадную нынешнюю музыку звуковым наркотиком».
Автор: Дмитрий Карпюк
Обложка: © Киностудия «Мосфильм»