18+
Павел Пепперштейн — российский писатель, художник и теоретик современного искусства. Его роман «Мифогенная любовь каст», изданный в начале двухтысячных, с годами приобрел культовый статус. Он был написан в соавторстве с художником Сергеем Ануфриевым и был ярким примером отечественного постмодернизма. Его новый, не менее изобретательный роман «Бархатная кибитка» вышел в этом году в издательстве «Альпина. Проза».
Не роман не о детстве
В центре сюжета «Бархатной кибитки» писатель, который приезжает в Крым. Он хочет отдохнуть на море и написать роман о своем детстве. Но главный герой не просто писатель, он эстет. Когда он завтракает, он не просто завтракает, а размышляет вот так:
«Мне хотелось, чтобы горечь кофе сообщила дополнительную сладость минуте моего прибытия в это вожделенное место».
И пишет он не простой роман о детстве, а скорее ироничное размышление на эту тему. На дворе двадцать первый век, и сама идея написать очередной роман о детстве, приоткрыть публике историю своей жизни кажется герою абсурдной. Он перебирает в памяти десятки историй:
«Детство, отрочество, юность? Мои университеты? Детство Марселя? От двух до пяти? Серебряный герб? Серебряные коньки? Серебряное копытце?»
Ему сложно писать серьезный роман о детстве, когда за плечами такая обширная традиция. Остается написать его шутливо: пусть текст будет полон абстрактных размышлений, отсылок, ироничных замечаний, а границы между вымыслом и реальностью будут размыты.
Первое воспоминание героя задает тон всему роману. Писатель рассказывает, как в детском саду ребенок обмакнул пипиську в молоко. Но основное содержание главы — это поток случайных ассоциаций. Писатель обращается к сказке «Конёк-Горбунок», где главные герои прыгали в молоко, чтобы омолодиться. Потом вспоминает книгу «Вокруг света за восемьдесят дней» Жюля Верна. Ему кажется, что она на самом деле о том, как туманный Филеас Фогг ищет свою женскую ипостась, а злоумышленник Фикс хочет остановить его. «Фог» ведь переводится с английского как «туман», а Фикс как «клей». Потом автор рассказывает историю о школьной оргии в физкультурном зале. Затем включает в главу стихи про Зиккурат.
Всякая глава в книге — это воспоминание, вокруг которого рябью расходится поток ассоциаций. Не все главы так хаотичны, как описанная. В основном ход мыслей автора вполне понятен. Однако общая идея сохраняется: в тексте не так важны эмоции ребенка и воспоминания о них, как поток мыслей взрослого автора.
Детство у главного героя довольно спокойное. Его окружают умные взрослые, которые обучают и поддерживают его. Главного героя не обижают в школе, с ним практически не случается неприятностей. В классе он не относится ни к задирам, ни к отличникам. Его причисляют к категории чудаков, отщепенцев. Но и это герой воспринимает спокойно: какие-то друзья есть — и хорошо. Читать об этом приятно, но ничего не можешь с собой поделать: спокойное, размеренное детство в хорошей семье, хорошем доме, с хорошими друзьями, хорошими книжками, без проблем, драм, ярких переживаний со временем приедается. Ждешь рассказа о чем-то сокровенном, важном, но тебя сопровождают лишь замечания взрослого эстета, порой остроумные, порой не очень. И роман дочитывать совсем и не хочется.
Далекое близкое
Когда видишь постмодернистский роман о детстве и узнаешь, что в нем шестьсот страниц, появляется мысль: мне, наверно, будет скучно. И, к сожалению, поездка в «Бархатной кибитке» действительно не самая увлекательная.
В отличие от других романов Пепперштейна, в которых смешано историческое, фантастическое, эзотерическое, этот написан на тему, которая знакома каждому из нас. Детство связано с чем-то интимным, сокровенным, но в «Бархатной кибитке» с самого начала взят отстраненный, ироничный тон. Это не мемуары, не детство самого Пепперштейна, а исследование феномена детства, то есть что-то подчеркнуто обезличенное. В воспоминаниях много шутливых замечаний, интертекстуальных игр, но мало рассказывается о кризисах, проблемах, которые характерны для любого взросления. Детство здесь кажется слишком благополучным, правильным и потому плоским. И даже если переживания героя описываются, то с юмором и достаточно поверхностно, как будто они вовсе не волнуют рассказчика. Предпочтение здесь отдается мыслям взрослого человека, его потоку ассоциаций. Благодаря этому создается впечатление, что рассказчик только номинально знакомит тебя с событиями своей жизни, а на самом деле сохраняет с тобой дистанцию в полтора метра.
«Школа дураков» Саши Соколова сочетала в себе интеллектуальную игру и эмоциональность автора. «Бархатной кибитке» же не удается быть драматичной, пронзительной, личной. В ней голос разума берет верх над голосом сердца, концепт детства важнее конкретного детства. Это интеллектуальная игра, которой не хватает детской непринужденности.
Пепперштейн, безусловно, талантливый писатель, но «Бархатная кибитка» не лучший его роман. Ироничный, отстраненный тон автора идеально подходил для рассказа о Бабе Яге и Кощее Бессмертном в «Мифогенной любви каст». Но общие рассуждения о детстве, о жизни в такой манере навевают тоску. «Бархатная кибитка» кажется занятным эссе, которое зачем-то растянули на шестьсот страниц.
Автор: Лев Кузьминский