Закрыт. Недоступен. Неприступен. Говорят, даже с коллегами держит дистанцию. Скрыт от посторонних глаз и прессы. Не ходит на передачи, не даёт интервью, не участвует в шоу. Панцирь. Броня. Долгие переговоры, и вот он, долгожданный час интервью. Терпеливо жду окончания прогона спектакля «Женщина-Дьявол. Случайность» по пьесе Проспера Мериме. Увы. Снова видение, дымок, мираж… Перехожу в наступление и беру честное слово, что завтра на том же месте, в тот же час. На следующий день Кирилл Альфредович ждет меня у входа в Театральный институт им. Щукина из секунды в секунду оговоренного времени. Обнимаемся, словно давние друзья. Панцирь и броня исчезают. Вот он, настоящий Кирилл Пирогов — чуткий, умный, душевный, интеллигентный, застенчивый и ранимый.
— Сколько ты гонялась за Кириллом Альфредовичем? — подтрунивает директор по коммуникациям Щуки.
— Много лет, со времен выхода фильмов «Брат-2» и «Сестры». Смеемся. Исчезают последние барьеры. Он расскажет то, о чем никому еще не говорил.
Кадр из фильма «Сестры». Режиссер Сергей Бодров. 2001 / © Кинокомпания «СТВ»
— Кирилл Альфредович, были ли в Вашей творческой судьбе фатальные ошибки, о которых Вы жалели, или господин счастливый случай, что определил Ваш путь?
— Никогда ни о чем не жалел, даже если ошибался, а вот счастливых случайных совпадений в моей судьбе было очень много. Не знаю, какой процент, вероятно очень большой, в актёрском деле определяет именно случай.
— Приведите примеры.
— Как в театр, так и в кино, я попал совершенно случайно. Почти все судьбоносные решающие встречи были случайны. «Почти» — потому что я не знаю подоплеки, представьте. Как я попал в театр, так вообще не бывает. Я учился здесь, в Щукинском училище на третьем курсе, студенты Петра Наумовича Фоменко учились на пятом, а Владимир Владимирович Иванов, мой художественный руководитель, работал педагогом и артистом у Петра Наумовича, и в то же время был ещё артистом у Сергея Васильевича Женовача в студии «Человек». На пятом курсе режиссеры уже должны были делать дипломные спектакли в ГИТИСе. Сергей Васильевич Женовач ставил дипломный спектакль по роману Уильяма Фолкнера «Шум и ярость», не хватало нескольких исполнителей. Владимир Иванов предложил шесть человек с моего курса, в их числе был и я. Владимир Абрамович Этуш дал согласие на то, чтобы ГИТИС и Щукинское училище дали совместный спектакль. После этого я просто остался в театре, хотя официально меня туда никто не звал. В это время мне предлагали другие работы, но я выбрал Мастерскую Петра Фоменко, которая тогда рождалась. Если это не случай, то что?
Фото: © Лена Грачева / Москва Меняется
— Как Вы оказались в кино?
— Как я уже говорил, совершенно случайно. На мой взгляд, нашу жизнь определяют встречи. Случайные. Для фильма Георгия Данелии (речь идет о картине «Орел и решка». — примечание автора) я прошел такие пробы, после которых артистов вообще не берут в кино. Пробы были очень плохие. Я был абсолютно деревянный молодой мальчик. Буратино! (смеётся). Георгий Николаевич меня не взял, и не мог взять, потому что такое взять было нельзя. Конечно, я расстроился и забыл об этом. Через какое-то время Данелия меня нашел и еще раз позвал на пробы. Он спрашивает: «Ты хоть что-нибудь вообще можешь?! Спеть? Станцевать?» А я на пианино играл, джазом занимался в театральной студии. Ну, я ему сказал: «Могу ещё на пианино поиграть!» Георгий Николаевич развёл руками, мол, ну, поиграй! Я поиграл, он сказал: «Давай-ка ещё попробуем». Вот так я попал в кино.
— На днях состоялась премьера сериала «Переговорщик», где Вы сыграли главную роль. Какое-то время назад сериалы считались презренным жанром «мыльных опер» для домохозяек. Современные сериалы встали на одну ступень с полноценными картинами и превратились в некое артхаусное искусство, в них принимают участие серьезные актеры. С чем Вы это связываете?
— Вероятно, это общая тенденция развития мира и технологий. Первые сериалы действительно маркировались невысоким знаком качества. Кино тогда шло своей дорогой и было авторским, телевидение развивалось стремительными темпами и предлагало довольно интересный продукт. Однако время поменялось. Развивается цифра, поэтому сериалы — новое поле боя для кинематографистов, потому что возможности совершенно другие. Например, связанные с прокатом. Чтобы прокатить кино, нужно вложить очень много денег, создать массу рекламных кампаний, да еще таких, чтоб люди пошли его смотреть. Альтернативой стали платформы — самая жесткая конкуренция, какая только может быть. Платформа устроена таким образом: там нет определенного времени, когда показывается нужный зрителю контент. Он лежит в открытом доступе, можно встать в три ночи, в полдень, включить и смотреть. Когда на определенной платформе лежит много фильмов или сериалов, конкуренция колоссальная. Люди же должны выбрать, что они хотят. Нужно сделать что-то, что будет привлекать внимание. Поэтому между платформами разворачиваются битвы за аудиторию и производство. К слову, «Переговорщик» вышел на платформе.
Фото: © Лена Грачева / Москва Меняется
— Не будет ли эта конкуренция мешать кинематографу и театру? Еще совсем недавно мы ходили на премьеры в кинотеатры, наслаждались звуком, картинкой, масштабом. Теперь улегся на диван, водрузил себе на живот ноутбук, кнопку ткнул и смотри «мышиный глаз» хоть всю ночь. Помните Родиона Рачкова из фильма «Москва слезам не верит»: «Не будет ни газет, ни книг, ни кино, ни театров — одно сплошное телевидение». В чем-то он оказался прав. Не боитесь, что с платформами сценарий повторится?
— Может быть, не знаю. Надеюсь, что все-таки нет. Искренне хочется верить, что у всех хватит сил, ума, воли не допустить этого. Нужна поддержка культуры и государства, и определенный уровень задач. Коммерческая задача не единственная, их должно быть много. Сегодня публике интересно одно, завтра другое. Бог его знает, какой публика будет через десять лет. Может, основная масса людей на тот момент ни одной книжки не прочитает и в театр ни разу не сходит. Какие тогда потребности будут у такой публики, непонятно. Либо трафить этому, либо становиться нонконформистом и разговаривать с людьми о чем-то другом. Впрочем, такой выбор всегда был.
— Вы что выберете?
— Я выберу то, в чем будет смысл. Заработать деньги — одна из задач, но не основная. Живую жизнь нужно прожить, понимаете? Хорошо делая то, что умеешь и любишь — это даст силы и твердую почву под ногами.
Фото: © Елена Бекиш / Учебный театр Театрального института имени Бориса Щукина
— Вы преподаете в театральном институте, готовите кинематографическое и театральное будущее страны. Чем нынешние студенты отличаются от тех, которые были в Вашу студенческую бытность?
— Молодежь — она и есть молодежь. Поколения отличаются временем, обстоятельствами, в которых растут и формируются молодые люди — это естественный ход вещей. В студенческой юности мы были довольно инфантильны, я думал, что более инфантильных, чем мы, быть не может. Однако инфантилизм нынешней молодежи зашкаливает. Полное отсутствие жизненного опыта — его и так не бывает в юности, а у нынешнего поколения даже намека нет, пофигизм. Если говорить о студентах театра, первое время они совсем дети — наивные, несобранные, витающие в облаках. Потом они начинают учиться, что-то понимать, делать выбор. Институт тем и хорош, чтоб расти и взрослеть.
— Какими качествами должен обладать будущий актер?
— Мир кино и театра очень жесткий, жестокий, лотерейный. Повторюсь: многое зависит от случая. Одно из самых главных качеств — это терпение, которое нужно в себе родить, развить и сделать основной чертой характера. Для того, чтобы тяжело работать и терпеть, чтобы можно было уметь ждать, стойко переносить несправедливость, которая часто случается, в творческой среде, чтобы продолжать идти вперед, несмотря ни на что.
Фото: © Елена Бекиш / Учебный театр Театрального института имени Бориса Щукина
— С уходом каждого актера, мы слышим одну и ту же фразу. Умер Табаков — ушла эпоха. Умер Джигарханян — ушла эпоха. Умер Куравлев — ушла эпоха. В 2009-м в «Ленкоме» я смотрела спектакль «Женитьба» с участием старой актерской гвардии. К слову, это был последний выход на сцену Олега Янковского. Леониду Броневому шел тогда 82 год. На сцене Леонид Сергеевич играл как Бог, был очень подвижен, легок, резв. Когда я зашла за кулисы, остолбенела — Броневого несли под руки, самостоятельно передвигаться он не мог. Путь к выходу для актера освещали фонариком. Скажите, с ними действительно ушла эпоха, или Вы, как педагог, надеетесь вырастить новых Евстигнеевых, Папановых, Невинных, Быковых, Абдуловых, Янковских, Броневых, Пельтцер?
— Если б человеку было дано знать, что будет завтра, можно было бы предугадать всю жизнь наперед. Петр Наумович Фоменко всегда говорил: «В театре, как и в любви, гарантий нет». Все педагоги стремятся дать благодатную почву своим воспитанникам, чтоб у них росли корни, понимаете? Люди, которые идут в артисты, амбициозны, горделивы, ленивы. Я не думаю, что нужно ставить задачу или цель повторить предыдущее поколение великих мастеров. Повторять не нужно — нужно продолжать. Продолжать по-своему, насколько мы можем, насколько «дети» смогут полюбить свое дело, подхватить опыт и талант, служить профессии. Мне нравится определение, что театру именно служат. Говорящий глагол. Каждый из студентов должен обладать набором особенных качеств для служения, воспитывать их в себе, а мы, педагоги, можем только помогать.
Фото: © Лена Грачева / Москва Меняется
— Со студентами курса Анны Леонардовны Дубровской Вы поставили спектакль «Женщина-Дьявол. Случайность» по пьесе Проспера Мериме. Спектакль посетили критики, которые, скажем так, невысоко отозвались о постановке. «Нет мощи у студентов, не тянут, не произвели впечатление» — их мнение. А что Вы скажете о спектакле? Вам самому понравился результат?
— О результате судить рано. Сложная задача и непростой материал, что мы выбрали для работы, трудны для ребят. Научиться нужно именно на трудном. У нас не было стремления облегчить им жизнь. Наоборот — мне хочется, чтобы ребята росли и пытались обрести опыт, полюбить партнёрство, которое является основным началом артиста, восприимчивость. Для учения и игры пьеса Проспера Мериме как раз то, что нужно. Театр — это игра.
— Справляются студенты с этими задачами?
— Справляются! Ребята в самом начале творческого пути. Через какое-то время они будут играть это гораздо легче и свободней. Сейчас, конечно, им сложно, у них нет опыта, навыков, они не знают своего инструмента — он рождается в настоящий момент на наших глазах. Они встречаются с публикой — а это финальная стадия слияния артиста с театром.
Для них и для нас, педагогов, это очень важно.
Фото: © Лена Грачева / Москва Меняется
— Вы кричите на студентов?
— (Смеется) Вы только не пишите об этом, а то скажут, что я истеричный неврастеник. Голос я повышаю на них в игровой форме, как требование к себе и к ним, потому что это связано с делом, а дело выше, чем я или они. А раз есть общая задача, её нужно добиваться любыми способами. Оскорблять и унижать нельзя.
— Ваши ученики уже играют на больших сценах московских театров и в кино?
— Я считаю, что им ещё рано идти куда-то работать. Мне кажется, нужно сначала окрепнуть, стать очень чутким к тому, что происходит. Почувствовать момент, когда можно приоткрыться. Нас так учили. Нам, когда мы были студентами, не разрешали сниматься в кино или где-то выступать.
Фото: © Лена Грачева / Москва Меняется
— Я правильно Вас понимаю — сначала театр, который должен закалить и дать некий фундамент, а потом уже кино?
— Для того, чтобы профессионально работать, должна быть основа, крепкая. Чтобы основа появилась, нужно время. Таланта, способностей, дарования недостаточно. Талант обязывает к труду. Чем более талантлив человек, тем больше с него спрос — он обязан больше трудиться. Когда все внутри гармонизируется, тогда можно идти работать и не бояться, что раздавит, задушит, проедет катком. Если такое испытание случится, нужны корни, чтобы встать и идти дальше. Опираться необходимо на прошлый опыт. Это и есть защита!
— В сериале «Территория», где Вы сыграли главную роль, Ваш герой Артём Савченко (Савва) постоянно курит. Курение проходит лейтмотивом, красной нитью. Это фишка? О чем она говорит, учитывая, что выход картины пришелся аккурат на пик борьбы с курением?
— Некий вызов. Конечно, я специально это делаю там. Образ героя, который настолько свободен, что выходит за границы разрешенного даже в этом. Можно сказать, с перебором.
Фото: © Лена Грачева / Москва Меняется
— Вы работаете со своим курсом, ставите спектакли с четвертым. Много времени отнимают ребята?
— Это часть моей жизни, которую я должен отдавать. Работы у меня выше крыши, Вы правильно говорите, я довольно много времени провожу в институте. Взял на себя такую ответственность. Конечно, это требует участия, энергии, да всего меня целиком, иногда даже без остатка. Проходя с «детьми» заново какие-то вещи, я продолжаю учиться, а значит, есть, что ещё поискать в себе.
— В каких спектаклях «Мастерской Петра Фоменко» Вы сейчас заняты?
— Я играю, в основном, старый наш репертуар, который мы делали еще с Петром Наумовичем. Мы много лет играем эти спектакли, они меняются. Ты меняешься. Мир меняется. Восприятие авторов, партнёров, персонажей, ситуации меняются. Поэтому спектакли эти для меня бесценны, и возможность играть в них — большое счастье. Пушкинский триптих, он сделан по трем произведениям Александра Сергеевича: «Граф Нулин», «Каменный гость» и сцена из «Фауста». Булгаковский «Театральный роман», Толстого «Война и мир», «Сказка Арденского леса» — версия пасторальной комедии Шекспира «Как вам это понравится», поставленная Юлием Кимом и Петром Фоменко. «Волки и овцы» Островского — визитная карточка театра, как говорил Петр Наумович. Хотя это был дипломный спектакль, он до сих пор собирает аншлаги. Кроме этого, мы делаем свои работы. Ваня Поповски ставит спектакли, мы с ним делали «Сон в летнюю ночь». Ставлю спектакли, как режиссер — пытаюсь учиться режиссуре.
Фото: © Лена Грачева / Москва Меняется
— Вы много работаете, отдаете себя профессии полностью, служите в театре, пишете музыку, у Вас уходит невероятное количество эмоций и энергии на педагогику. Как Вы восстанавливаетесь?
— Если получилось обрести свою дорогу и путь, то восстанавливаться не от чего. Расскажу маленькую историю, как пример. У нас в театре много лет нет официального выходного дня, Петр Наумович его упразднил. Когда-то мы очень бунтовали по этому поводу и говорили: «Как же так? У нас должны быть какие-то свои дела. Отдыхать-то нам нужно когда-нибудь!» Фоменко сказал фразу, которую я запомнил на всю жизнь: «От чего вы хотите отдыхать — от жизни?» В тот момент мы поняли его отношение к работе и поняли, что и от нас он хотел такого же отношения. Как говорил Андрей Александрович Гончаров: «Это веселая каторга». Но это образ жизни, и как от него отдыхать, непонятно. Мы ж от жизни не отдыхаем.
Фото: © Лена Грачева / Москва Меняется
Время сейчас сложное. Непонятное. Стремительно меняются события. Никто не знает, что нас ждет впереди. Впрочем, как и всегда. Нельзя предугадать, каким будет завтрашний день и будущее в принципе. Нужно хорошо делать свое дело. Я бы очень хотел, чтобы ребята, мы их между собой называем «дети», искали свой инструментарий, создавали свой способ актерской работы, учились чувствовать жанр, стиль, были внятны, искали бы действия, вербальные. Хочется заразить их этим. Они очень молоды и нуждаются в поддержке. Приглашаю людей, которые любят театр, ходят в театр, на дипломные спектакли студентов четвертого курса Анны Леонардовны Дубровской. Ребятам нужна публика, им нужна поддержка, тем более, когда они не знают, что будет дальше вообще. Поэтому совсем не грех поддержать молодых людей своим вниманием.
Театром без радости заниматься нельзя. Ведь люди посвящают этому жизнь.
Приходите в театры!
Автор: Ольга Кнор
Обложка: © Елена Бекиш / Учебный театр Театрального института имени Бориса Щукина