Как просто человеку с визуальным мышлением — особенно художнику — быть «антикваром». Уходящая натура сама не то чтобы бросается в глаза, но тихо просит: напиши меня, пока не поздно. Сфотографируй. Увековечь. Как герой Евгения Евстигнеева в фильме «По семейным обстоятельствам»: художник сверялся с генпланом и писал строго те «теремки», которые в скором времени должны снести.
Но бывает, что задача стоит противоположная — воспеть новое, пока не устоявшееся. Эстетизировать. Научить зрителя видеть в этом самом новом прекрасное. Эта задача большинству работников визуальных ремесел не под силу, зато для настоящего художника это и вызов, и проверка. И удовольствие от выполненного трудного задания, не без того.
Таким вызовом для уже признанного мастера советской живописи Юрия Пименова стала серия картин о московских новостройках «Новые кварталы», которую он начал в 1961 году.
Картина 1965 года «Лирическое новоселье» — одна из самых известных в этой серии — могла бы стать постером к фильму-оперетте «Черемушки», вышедшему на экраны тремя годами раньше. Даже общий желтоватый колорит похож, не говоря уже о подчеркнуто кинематографичном, а не традиционно «живописном» поцелуе героев. Принято считать, что моделями мастеру здесь послужили его сын Михаил (ныне здравствующий известный ботаник) и невестка. Осторожно, чтобы не нарушать приватность, скажем: вполне возможно.
…Признаем: Пименов-старший, то есть автор, знал толк в красивых девушках и их нарядах. Узкие короткие брюки-капри, ярчайшая алая блузка и новейшего на начало 1960-х годов фасона туфельки на шпильках — в таком наряде не отказалась бы в те годы ходить дома и Одри Хепберн, на которую героиня картины весьма похожа. Ее избранник — в темных узких брюках и черном свитере или водолазке, туфли на нем тоже не домашние. Стало быть, пришли с работы в новое семейное гнездышко, где ждет непочатый край работы. Если, конечно, не «кинематографическая» условность — но, пожалуй, нет: Юрий Иванович, когда надо, не стеснялся ставить в картины героев и в затрапезных рабочих халатах.
По поводу работы: вот же первое «домашнее задание» — на газетах открытая банка белой краски. Вполне, кстати, «буржуйской»: готовых бытовых красок в такой прогрессивной упаковке советские предприятия тогда не выпускали. Так что Югославия, Польша, ГДР, а может, и Финляндия. Такое надо было «изыскивать», но прогрессивные молодые люди из хороших семей или работающие в правильных местах это могли.
Что, кстати, за газета? Уж конечно, не «Правда»: Юрий Пименов был художником опытным, успешно прошедшим школу тридцатых, и прекрасно понимал красные линии. Газета городская, не партийная — «Вечерняя Москва». Тогда еще действительно вечерняя и любимая москвичами не только за мелкие, вплоть до заметок фенолога, новости, но и за краеведческие заметки. И еще за репортажи со строек вот таких вот домов, нутро одного из которых представлено на картине.
Оторвавшись от газеты, заглянем уж заодно и в совмещенный, по последней тогдашней моде, санузел. Кафельная плитка цвета слоновой кости — почти безальтернативная в пятидесятых и начале шестидесятых; раковина с полочкой, на которой лежит одинокий, но яркий кусок «Земляничного» мыла. Никакого зеркала, кстати: не так-то просто было купить хорошее зеркало для ванной, да даже и не хорошее — какое-нибудь. Так что, поскольку в стандартную отделку зеркало не входило, его «изыскивание» — дело будущего.
Позволим себе обратить внимание на сантехнику: смеситель довольно-таки вычурный, для тех лет нехарактерный. Возможно, это своего рода «киноляп», то есть ошибка художника: и сам Пименов, и его сын жили в те годы в довоенных домах, где смесители могли быть как раз примерно такого, как на картине, образца. А может быть, некоторые серии новостроек и в шестидесятых оснащали этакой красотой… Вот что точно старое и доброе — так это колено сифона под раковиной с ревизией на мощных шпильках: сносу такой чугунной системе нет и по сей день. А стоит при ремонте заменить ее на что-либо более современное — и всё, готовься к планово-предупредительным заменам раз в десять лет. Метлахская плитка на полу санузла — не менее «вечная», хотя уже и без характерных ромбиков-сопряжений…
Засим отправимся на кухню: линолеумные плитки на полу — прогрессивная штука, но чистить швы между плитками было настоящей пыткой для хозяек-чистюль (а те, кто не страдает манией уборки, этим просто не заморачивались). Похоже, мебели на кухне еще нет, как и в комнате: на подоконнике самое ценное — кофейная посуда ЛФЗ (форма кофейника и чашек — типичные пятидесятые, узор — скромный, из тех, что продавались на рубеже 50-х — 60-х почти везде).
Интересно, кстати, что именно кофейный комплект. Молодым, динамичным, прогрессивным ребятам начала шестидесятых — героям «Июльского дождя» или, там, «Улицы Ньютона, дом 1» — положено пить именно кофе (ну, если не говорить о крепких напитках). Чай — это проза, или мамина-бабушкина забота, или общежитие. Шикарная жизнь — это именно кофе. Тренд запустили ленинградцы, куда в раннюю оттепель попало несколько венгерских кофемашин «Будапешт» (клоны итальянской техники). В 1965 году они вовсю работали в кафе, самым известным из которых был «Сайгон» на углу Литейного и Невского. Местечко было максимально «тусовым» и «горячим». А в Москве культура кофеен тогда не прижилась — пили дома. А вот и «оборудование» для этого. Через буквально пару лет кофейных сервизов производства ГДР в Москве будет море…
Ну и от кафеля и линолеума переместимся все-таки в зону паркета — основную комнату. Видим мы в ней все небогатые вещи пары после переезда — от родителей или из общежития. В будущее с одним чемоданчиком — тоже своего рода модный тренд (забегая вперед по пессимистической траектории: с этим же чемоданчиком муж может и уехать при разводе куда-нибудь еще — поколение, женившееся в начале 60-х, было поколением разводов, увы). В чемоданчике, очевидно, «тряпки», белье, которое Пименов, художник большого вкуса, нам не показывает.
Книги «покаталожно» он тоже не выписывает, так что о составе библиотеки молодых мы не знаем. За одним исключением: уж очень заметны сверху одной из стопок два тома шикарно иллюстрированного «Дон Кихота» издания 1953 года. Книга дорогая и красивая, такие дарили школьникам в приличных семьях, что вполне совпадает и с хронологией картины. Чье-то это «приданое» — повесть о благородном, но бессмысленном идальго, борющемся с ветряными мельницами?..
Тазик, чайник, кастрюля — право, такая проза, что на них и останавливаться? Впрочем, это основа хозяйства: как часто потом вспоминаешь о первых предметах утвари, которые покупаешь в свой собственный дом. «Где ходики стучат старательно на кухне, где милая моя и чайник со свистком», — любовно перечислял герой того поколения и сам, увы, опытный «разводящийся» Юрий Визбор.
В квартире, изображенной Пименовым (это вариант довольно распространенной серии хрущевок, но вариант хороший, экспериментальный), две комнаты: здесь можно не только жить холостяцкой молодой жизнью, но и воспитывать детей. Это действительно хоть небольшое, но семейное гнездышко. Все мы, живущие в этом городе, видели и можем видеть сейчас, какими порой становятся эти квартиры: жизнь их, что называется, потрепала до состояния почти ветхости. Но в том-то и магия живописи, что смотрим на картину и видим юношей и девушек шестидесятых — кому-то они родители, кому-то бабушки и дедушки — молодыми, чистыми, не потертыми жизнью.
И хочется туда, в небесный СССР. Нет, все всё понимают: и про дефицит, и про много чего еще. Но красиво же? Очень! Почти как дом из каталогов «Икеи» сорок лет спустя. Впрочем, пожалуй, об этом напишем в следующий раз.
Автор: Антон Размахнин
Обложка: © Юрий Пименов / Государственная Третьяковская галерея